Нельзя жить с Богом без любви к тем, кого любит Бог
(к притче «о блудном сыне»).
В сегодняшнем чтении из Евангелия мы слышали известную притчу о блудном сыне. Эта притча входит в состав евангельских чтений, предваряющих Великий пост, который приближается к нам. Неделя о Закхее, о мытаре и фарисее и сегодняшняя притча о блудном сыне. Все они пронизаны одной фразой: «Господь пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию!» (Мф.9.13.). Пятнадцатая глава евангелия от Луки начинается такой фразой: «Приближались к нему все мытари (сборщики податей) и грешники слушать Его» (Лк.15.1). Фарисеи же и книжники роптали, говоря: «Он принимает грешников и ест с ними» (Лк.15.2). Даже сейчас, а в то время тем более, на того, кто сидит с тобой за столом обращали ещё большее внимание. Обедая с кем-то, мы практически уравниваем себя со своим сотрапезником. И здесь Господь приводит ряд притч, показывающих, как рад Бог покаянию грешника, нежели горделивому праведнику. Притча «о заблудшей овце», «о потерянной драхме» и сегодняшняя. И так – Притча о блудном сыне. «У одного человека было два сына. И сказал младшей из них отцу: отче! дай мне часть имения» (Лк.15.12). Т.е. по сути – дай мне то, что я смог бы получить от тебя после твоей смерти. Ты мне, как отец, в принципе, вообще не нужен. И отец разделил сыновьям имущество. Скорее всего – пополам. Это важный момент. Старший тоже получил своё. По прошествии немногих дней младший сын собрал всё и отправился в дальнюю страну, и там расточил имение своё, живя распутно» (т.е. потратил всё, что имел на распутную жизнь) (Лк.15.13.). Говоря современным языком – оторвался по полной! Всё понятно…. Но наступил голод, и ему пришлось наняться к одному из жителей тех мест и пасти свиней. Мало того, что эта работа грязная, то для иудея она была ещё и унизительной (свиньи – нечистые животные по книге Левит). «Он рад был наполнить чрево своё (наесться) стручками (в оригинале – рожками)» (Лк.15.16.). Кто жил в Советском союзе помнит такие макаронные изделия – «Рожки». Конечно, это совершенно иное. Это что-то похожее на длинные, плоские гороховые стручки коричневого цвета. По вкусу напоминают инжир, и из них до сих пор делают сладкий сироп. Сироп, говорят, хороший, а вот сами стручки идут на корм скоту. Но и эту сладковатую траву нашему свинопасу есть тоже не давали. «Придя же в себя…» (Лк.15.17). Мне кажется, это очень важная фраза. Несмотря ни на что, душа тянется к своему благодатному источнику – к Богу. Наступает секунда, мгновение и вдруг – возникает неимоверное желание измениться и изменить всё в своей жизни. Да, мне стыдно обращаться к Богу за помощью. Я отступал от Него, предавал, забывал, заглушал голос Божий в своей душе, но всё же без Бога я пропаду! «И вот, придя в себя (он) сказал: «сколько наемников у отца моего избытчествуют хлебом, а я умираю от голода» (Лк.15.17). И вот тот самый миг и секунда, которая определяет и меняет жизнь человека. – «Встану, пойду к отцу моему и скажу: «отче! я согрешил против неба и пред тобою» (Лк.15.18). Интересна последовательность: «перед небом» – вначале, а «пред тобою» – во вторую очередь. Т.е. согрешая, каждый из нас ощущает безблагодатное состояние. Человек вначале отступает своей мыслью, словом и делом от Бога, а потом его греховное состояние наносит боль и страдание другим людям. И далее он продолжает: «Я уже недостоин называться сыном твоим, прими меня в число наемников твоих» (Лк.15.19). Эта фраза тоже говорит о многом. Здесь уже нет той надменности, с которой он предъявлял свои права на часть имения, того равнодушия и холодности, с которой он, наверняка, навьючивал тюки с отцовским добром. Здесь нет осуждения других людей, нет желания оправдаться. Есть только надежда на то, что его хоть как-то примут и будут давать хлеб, как другим работникам. Всё сыновье он получил: и любовь, и материальные блага. Любовь – отверг, состояние – промотал. Остаётся только труд в обмен на пропитание. «Встал и пошел к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк.15.20.). Есть интересные комментарии к этой притче, где задаётся вопрос: «Разве сын – главный герой повествования?». Беспутный юноша, который оскорбил своим уходом отца, растратил все его деньги, а потом решил вернуться – всё это довольно частые истории и сегодня… Но притча заставляет нас удивиться другому – нелогичности поведения отца. Он не препятствует своему сыну уйти, смиряется с его уходом, продолжается надеется и ждать, всматриваясь вдаль уходящей за горизонт дороги. И вдруг, увидев едва заметную, но до боли в сердце знакомую фигуру сына, бежит к нему, целует и принимает без слов и объяснений. Не выговаривает, не ругает, не отчитывает за недостойное моральное поведение – НЕТ! Сын только начинает говорить: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже не достоин называться сыном твоим» (Лк.15.21.). Отец перебивает его, не даёт сыну сравнить себя с наёмником. Т. е. если ты сын, то сын – навсегда. Можно уходить, приходить, слушаться, не слушаться, но звание сына несмываемо, как и звание христианина, если человек однажды стал – сыном Церкви. Отпавших не перекрещивают, но через покаяние с любовью возвращают в Дом Отчий – в Церковь Христову в прежнем звании и достоинстве. «Принесите лучшую одежду и оденьте его» (Лк.15.22.). Т.е. все атрибуты полноправного члена семьи. «И дайте перстень на руку его и обувь на ноги» (Лк.15.22). Это всё показатели свободного человека – рабу не нужен перстень, да и обувь не нужна – и босиком может походить. «И принесите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться» (Лк.15.23.)! Это, конечно, безусловный атрибут праздника – семейный, торжественный ужин, на который точно не рассчитывал младший сын. «Ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал, и нашёлся» (Лк.15.24.). Вроде бы не умирал, но душа его умерла тогда, когда он захотел, по сути, видеть мёртвого отца, чтобы уже сейчас, и сразу забрать всё и уйти «в страну далече». А теперь он жив. Душа вернулась. Он захотел прийти, и, самое главное – увидеть отца живым. «Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, то услышал пение и ликование» (т.е. как в доме поют и пляшут) (Лк.15.25). Ну как обидно всё-таки! Человек пахал, работал в поле весь день… Приходит, а там оказывается праздник. Даже и не позвали…Да, действительно, можно обидеться. Ну что за несправедливость! Он даже и заходить не хочет. Что там вообще происходит? Что за радость? Слуга отвечает: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного телёнка, потому что принял его здоровым» (Лк.15.27). Да, всё можно понять, но старший сын мог бы в полголоса хотя-бы сказать: «Ну Слава Богу, хоть брат живой пришёл …». Но нет! У него нет ни радости, ни желания встречи. Там в душе кипела только злоба и раздражение. «Старший сын разгневался и не захотел заходить. Отец же, выйдя, звал его» (Лк15.28). Опять мы видим здесь уникальные качества характера отца. Он не отдает приказ, не повелевает через слуг привести старшего сына к столу. Сам выходит, зовет, упрашивает, пытается объяснить – ведь и это тоже его сын! Да, он любит и его…И вот старшего сына прорывает – «Я столько служу тебе и никогда не преступал (не нарушал) твоего приказания, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими» (Лк.15.29.). Его ненависть переполняется. Он говорит о родном брате, как о постороннем человеке, не называя его даже по имени. «Сын твой (!), расточивший имение своё с блудницами …» (Лк.15.30), и можно продолжить по-современному: «И этому негодяю ты устраиваешь пир?» Старший сын сам того не замечает, но он переходит грань дозволенного. Он не имел права учить отца, он не имел права выговаривать и предъявлять свои претензии. Только отец в праве решать, что полезно, что вредно, и только он знает, что лучше для каждого члена семьи. Конечно, со стороны кажется, что упреки старшего сына справедливы. Но они справедливы лишь с одним условием – если бы отец воспринимал своих детей, как наёмников. Один трудиться и всё выполняет, а ему – ни повышения зарплаты, ни премии. Другой – промотал всё, а его приходу радуются и закатывают пир. Но это с наёмниками, а с детьми – по-другому. Опять отец спокойно вразумляет старшего сына. Не осекает, не ставит на место. Он просто говорит: «Сын мой! ты всегда со мной, и всё мое твое» (Лк15.31.). Вспомним, ведь имение было уже разделено, это его половина (Лк.15.12). Отец, как бы говорит: «Ты хотел козлёнка – да пожалуйста. Если у тебя есть повод для праздника – бери веселись…». Эта сцена со старшим сыном о многом говорит. Оказывается, именно старший сын при всей своей работоспособности выстраивал отношения с отцом по принципу – «Ты мне – я тебе». Как наёмник. Я тебе папа – работу в поле, а ты мне – козлёнка, барашка, телёнка. О младшем брате он вообще не думает. Его просто нет в его жизни. Отец говорит ему: «Сын мой! Ты всегда со мною, и всё моё твоё, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей (отец напоминает ему, что это не посторонний человек в семье) был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся» (Лк.15.32). Оказывается, чтобы называться сыном у отца можно лишь в том случае, если твой самый беспутный брат, остается для тебя братом. Т.е. нельзя жить с Богом без любви к тем, кого любит Бог. Спасённый человек не будет жить в гордом одиночестве в раю и наслаждаться заслуженной пенсией от Бога в вечности. Именно такое отношение и выстраивали с Богом книжники и фарисеи, гордясь и надмеваясь над теми, с кем Христос ел за одним столом. Как наёмники! Мы – квалифицированные, грамотные работники высшего разряда, а эти мытари и грешники – вообще никто. Они-то, почему здесь? Но если Бог – вам Отец, вы должны их принять, как братьев своих. Они возвращаются домой – так порадуйтесь за них! Эта притча не похожа на басню, где одна очевидная мораль. Эта, на первый взгляд, простая история даёт нам много уроков для размышления, где-то даже интересно, чем она закончилась. Увиделись ли братья, или старший сын, не совладав со своей гордостью так же решил покинуть дом отчий…
Не будем кичиться своей праведностью, увидим бесконечную любовь Божию к нам и в надежде после смерти услышать долгожданные и неизреченные для каждого слова: «Это сын Мой, который умер и ожил – погибал и нашёлся – Аминь!»
Иерей Иоанн Чигинов