Протоиерей Сергий Ткаченко,
настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине
Воспоминания.
Жизненный опыт к пользе взыскующим
Отмечая свое 65-летие, вижу, как много произошло событий, какие разные периоды были в жизни. Одним из самых интересных был период начала духовного становления, поиска духовности. Он пришелся на время торжества атеизма, когда уцелевшие храмы перестроили и разместили в них разные предприятия и учреждения, когда нельзя было купить Евангелие, молитвослов, любую другую духовную литературу, но мы повсюду искали духовность. Этот период охватывает около 10 лет моей жизни — от демобилизации из армии до поступления в духовную семинарию. Я считаю его очень важным для себя, возможно, этот опыт пригодится нашим читателям, особенно молодым.
Родился я на святителя Николая 19 декабря 1956 года в Москве. У родственников и мысли не было, что меня назовут не в честь святителя Николая. Однако отец назвал меня в память своего друга, погибшего на фронте, Сергеем. И я этому только рад, ведь таким образом у меня стало два небесных покровителя — святитель Николай и преподобный Сергий Радонежский. Забегая вперед, скажу, что я посетил все места, связанные со святителем Николаем: был в Патаре — где он родился, где крестился, в Вифлееме — где служил, на Кипре — где монашествовал, в Мирах Ликийских — где был епископом, в Бари — где почивают его мощи. И во всех этих святых местах я служил. Посетил я, конечно, и все святые места, связанные с преподобным Сергием — Варницы, Ростов Великий, Радонеж, и, главное, — окормлялся и восемь лет учился (в семинарии и затем в академии) в Троице-Сергиевой Лавре. Во время учебы в семинарии три года жил в Лавре.
Когда в 1977 году я вернулся со службы в армии, у меня было намерение глубже воцерковиться. В армии появилось желание самосовершенствоваться, достичь чего-то действительно важного в жизни. Вспоминается, как после армии я поехал в Троице-Сергиеву Лавру и меня познакомили там с игуменом Кронидом (Мищенко). У него была самая большая борода в Лавре, он заведовал просфорней. Добродушный о. Кронид привлекал к себе, к нему стремились. Семинаристы любили его и за то, что он помогал материально. О. Кронид стал моим первым духовным отцом. Он говорил мне: «Сергий, я живу в ХХ веке, и утром, когда я просыпаюсь и иду на братский молебен, я готов кланяться здесь каждому столбу, потому что в ХХ веке я монах Троице-Сергиевой Лавры». Впоследствии о. Кронид стал епископом Днепропетровским и Криворожским. Перефразируя его, хочу сказать: я счастлив, что в ХХI веке являюсь священником, и я тоже готов кланяться каждому столбику церковной ограды, благодаря Бога за то, что поставлен настоятелем такого замечательного храма, с такой богатой историей, в которую вписаны имена замечательных священнослужителей.
Сразу после армии началось мое духовное становление, чему способствовали и жизненные обстоятельства. Поступив учиться в Московский энергетический институт, я не упускал в то же время возможности ходить на службы в открытые тогда храмы, ездил в Лавру и среди тех, кого там встречал, приобрел много верующих друзей — студентов разных институтов и Московского университета. Мы вместе молились, ездили по святым местам. Окормлялись в Лавре, у архимандрита Наума (Байбородина; † 2018). О нем говорили: «Отец Наум, наставь на ум». О. Наум нас терпел, вразумлял и со временем перенаправлял к другим отцам, чтобы мы не слишком отнимали у него время. Так, он направлял нас к иеромонаху Алексию (Поликарпову), впоследствии ставшему наместником Данилова монастыря, теперь в сане епископа Солнечногорского, а также к архимандриту Венедикту (Пенькову), будущему наместнику Оптиной пустыни. О. Венедикт был в Лавре библиотекарем, и он тайком давал нам книги, причем не ксерокопии, а подлинные старинные книги из монастырской библиотеки. Тем самым о. Венедикт рисковал. Риск, во-первых, был связан с тем, что тогда следили, чтобы молодежь не приобщалась к чтению Библии и богословской литературы. Для контроля за приходящими в воротах Лавры дежурили милиционеры. Мы выносили книги, пряча их за пазухой. Если бы у нас их нашли, о. Венедикту было бы несдобровать. Во-вторых, риск был связан с тем, что ценные старинные книги запрещалось выносить из Лавры, мы могли их потерять или испортить. Однако о. Венедикт нам доверял. Он выносил книги из библиотеки, пряча их под мантией, и давал нам для прочтения, а потом беседовал с нами о том, что мы прочли. Когда много лет спустя я приезжал в Оптину, о. Венедикт об этом вспоминал.
Окормлялись мы в Лавре и у архимандрита Кирилла (Павлова; †2017). Общение с ним пришлось на время учебы в семинарии. Вечерами о. Кирилл читал нам в своей келии Библию.
Вспоминаю добрым словом архимандрита Тавриона (Батозского; †1978). Сразу после армии я побывал в Рижской Спасо-Преображенской пустыни, под Елгавой, где о. Таврион служил духовником и принимал паломников, стремившихся к нему со всей страны. В те несколько дней, которые я провел в пустыни, о. Таврион беседовал со мной, многое мне рассказал.
Вспоминаю, конечно, и архимандрита Иоанна (Крестьянкина; † 2006). Не один раз ездил я в Псково-Печерский монастырь, так как имел желание посещать монастыри, а открытых мужских монастырей в СССР тогда было считаное число — в первой половине 1980-х годов действовали только Троице-Сергиева Лавра, Почаевская Лавра, монастыри Псково-Печерский, Жировицкий и Свято-Духов (в Вильнюсе). Печоры были для нас местом, где можно было и потрудиться, и получить назидание от старцев. Помню жившего там архимандрита Адриана (Кирсанова), который совершал отчитки. В Печорах от о. Иоанна (Крестьянкина) получил я благословение поступать в семинарию.
В Москве нас окормлял иеромонах Павел (Лысак; †2019). В конце 1970-х — начале 1980-х годах власти решили «почистить» Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. Использовали для этого формальные предлоги. В частности, много монахов удалили из Лавры по причине отсутствия у них подмосковной прописки. Они переходили кто в Почаевскую Лавру, кто в Псково-Печерский монастырь или в другие места. О. Павел остался в Москве, как его благословили духовные наставники. Жил он на квартирах своих духовных чад. В конце концов был арестован и осужден «за нарушение паспортного режима», содержался в тюрьме. После освобождения продолжал жить в Москве без прописки. Власти потребовали от Патриархии наложить на о. Павла запрет в священнослужении. Однако после кончины батюшки, когда для официального погребения потребовались документы о его священническом статусе, в архиве Московской Патриархии нашли только постановление Патриарха Пимена о выводе иеромонаха Павла за штат на пенсию, тогда как о запрете в священнослужении документов не обнаружили. У отца Павла было очень много духовных чад, он был настоящий старец.
Да, в то время, в 1980-е годы, было много духоносных священнослужителей, старцев, к которым можно было обратиться. И мы обращались ко всем. Могут спросить, зачем мы так делали. К этому нас направлял о. Наум. Он говорил, что нет такого священника, который был бы многогранно духовно одарен и мог бы ответить на все вопросы, но у каждого старца своя сильная сторона, сильная черта, своя манера объяснять, и надо стараться напитаться от каждого из них.
И мы искали таких старцев, духоносных людей. Для нас их слово, в том числе и по части бытовых дел, звучало как благословение, которое мы исполняли. Например, как-то пришли на исповедь к о. Науму, а он говорит: «У женщины сгорел дом, надо его разобрать». У нас же, как всегда, нет времени, свои планы. Однако мы знали: если отказаться, о. Наум больше не будет давать никаких благословений. Однажды понадобилось, по благословению о. Наума, перевозить электричкой корову с одной станции на другую. Мне доводилось ходить к людям, которые писали о. Науму письма с просьбами или в скорби. По благословению о. Наума мы приходили к ним домой, чтобы поговорить, утешить. Просители не ожидали такой реакции на свои письма, не все нас впускали, но некоторые приглашали войти, и мы за чаем с ними беседовали.
Так и сложилось, что, придя из армии с намерением самосовершенствоваться и достичь чего-то действительно верного в жизни, я общался со многими замечательными духовными людьми того времени, в радиусе более 500 км от Москвы посетил все святые места, монастыри, действующие и закрытые. Побывал и у прозорливого старца Алешеньки, который с детства из-за паралича был лишен возможности совершать какие-либо движения. Посетил Кавказ, от Адлера до Тбилиси, замечательные киевские монастыри, Почаев. В поисках жизненного пути все это и служило настоящей учебой. Можно сказать, что самому важному в жизни мы тогда учились не по учебникам, хотя и на лекции ходили, в том числе в МГУ на лекции по философии, журналистике и искусствознанию, и книги читали, которые нам благословляли читать.
На третьем курсе учебы в МЭИ мне было уже стыдно просить деньги у родителей, я перевелся на вечернее отделение и поступил, по рекомендации знакомых, на работу лаборантом в Институт радиотехники и электроники Академии наук. У нас там была возможность печатать духовную литературу, жития святых. Это было время, когда простой возможности приобрести Библию в стране не было, многие не знали, что такое Евангелие. При этом иногда Библия доставалась неожиданным образом. Так, стоя однажды в Лавре на акафисте у мощей преподобного Сергия, я увидел, как члены прибывшей иностранной делегации развешивают на ограждениях перед иконами малоформатное, на папиросной бумаге издание Библии для желающих ее иметь. Я взял, и это была моя первая собственная Библия.
Атмосфера в той лаборатории академического института, где я работал, много способствовала моему духовному росту. Впоследствии из сотрудников этой лаборатории четыре человека стали священниками и несколько человек диаконами. Те 1980-е годы, канун возрождения Русской Православной Церкви, были временем духовного подъема в нашем, хотя и очень узком, кругу молодых людей, ищущих духовных знаний. Мы испытывали огромную тягу к духовному просвещению. Как оказалось впоследствии, многие из нас имели предназначение пополнить вскоре ряды священнослужителей, трагически поредевшие при советской власти.
В духовных исканиях мы друг другу помогали и друг друга поддерживали. При этом и много путешествовали. Например, собрались и поехали в Оптину пустынь. В то время там размещался колхоз, в храме стояли сеялки. Но место святое. Мы постояли у могилки старца Амвросия, отмеченной кирпичиком, помолились.
При открытии Даниловского монастыря я был в числе первых рабочих, которые пришли восстанавливать монастырь. Проработав там 3 года, по благословению наместника архимандрита Евлогия (Смирнова) я поступил в МДС.
Дальше мой путь окончательно определился так, что в 1986 году я поступил в Московскую Духовную семинарию, сразу во второй класс. В нашем классе все имели высшее образование, много было интересных людей. Семинарию я закончил за два с половиной года. В 4-м классе, в год 1000-летия Крещения Руси, меня рукоположили в диаконы, на следующий год — в священники, с условием пойти на приход. Рукоположил меня Высокопреосвященный Ювеналий, митрополит Крутицкий и Коломенский, и направил служить в село Бисерово МО, которое в то время, по сути, было деревней, потому что храм в нем стоял разрушенный, без куполов, без крыши, поросший деревьями.
Этот храм Богоявления Господня в селе Бисерово мы восстановили за восемь лет. Деревенских людей на мякине не проведешь, в деревне о тебе все знают. Что-то сказал, и через час это известно на краю деревни. Я старался находить с сельчанами общий язык. Восстанавливали храм всем миром. Потом из нашего прихода несколько человек стали священниками и диаконами, один впоследствии удостоился епископского сана. Кроме того, наш приход стал стимулом для восстановления и строительства еще семи храмов в округе.
После восстановления храма в селе Бисерово меня направили служить настоятелем собора Рождества Пресвятой Богородицы в городе Орехово-Зуево. В соборе мы тоже провели большие ремонтные работы — положили гранитные полы, установили дубовые клиросы и свечные ящики; кроме того, построили воскресную школу. У нас были хорошие отношения с депутатами и руководством города и района, они никогда не отказывали нам в помощи. Приход был большой, на богослужении бывало около трех тысяч человек. Там я служил пять с половиной лет и одновременно был благочинным
Орехово-Зуевского благочиния. При исполнении обязанностей благочинного в этих местах, где исторически распространено старообрядчество, у меня сложились доброжелательные отношения и с наставниками старообрядческих приходов. Наиболее известные из них и впоследствии присылали мне поздравления с церковными праздниками.
И вот уже 19 лет я служу во Владыкине — в храме Рождества Пресвятой Богородицы, моем третьем храме. Пришел сюда еще черноволосым, но с опытом за плечами. Патриарх Алексий II дал мне три благословения, три грамоты: быть настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине, старостой этого храма и настоятелем намеченного к строительству храма в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Приход этого будущего храма имел для богослужений часовню святителя Николая на Каргопольской улице.
Тогда в нашем храме во Владыкине было много священников, все они были пожилые, я — самый молодой среди них. Каждый из них был самородок с большим духовным опытом, который я у них перенимал. Протоиерей Симеон Сиранчук (†2013) служил настоятелем нашего храма около 30 лет. Он был человеком непростой, интересной судьбы, о нем можно написать не одну главу в книге по истории храма. Протоиерей Василий Бланковский начинал свой путь иподиаконом у Святейшего Патриарха Алексия II; до служения в нашем храме был настоятелем храма Ризоположения на Донской. Протоиерей Владимир Демин — ревностный священнослужитель, пострадал за Христа. Протоиерей Михаил Зайцев… Все они были митрофорные протоиереи, награжденные крестами с украшениями.
Владыкинский храм, как и первые два моих храма, требовал ремонтных и реставрационных работ. Одновременно необходимо было заниматься, по благословению Патриарха, строительством храма «Неопалимой Купины». Все усилия в этих направлениях вызывали сильное противодействие со стороны внешних сил — от невыполнения обещаний руководством района и несогласия депутатов до угроз неких несогласных граждан. Приходилось действовать терпеливо, ни с кем не ссорясь. Вспоминаю главу района Отрадное Баннова Анатолия Петровича. Он на праздники приходил в наш храм, помогал в алтаре, ходил с хоругвями и крестом на крестных ходах. В большие праздники делал подарки храму: напрестольный крест, чашу. А нам тогда казалось, что он мало помогает. Но когда его сменили другие руководители, мы поняли, что Анатолий Петрович был самый лучший, православный глава Управы. В подмосковных храмах было по-другому, там главы районов были рады помочь, всегда отзывались на просьбы.
И все-таки нам удалось провести большие работы в нашем Владыкинском храме. Храм восстанавливается и обновляется. Большую работу проделала иконописец Татьяна Мусаткина, вернув к 155-летию храма первозданный вид всем нашим старинным иконам. Бригада позолотчиков позолотила иконостасы и киоты. И храм засиял.
Много работ провели и в часовне святителя Николая: построили алтарь, и часовня стала храмом. Затем храм расширили, потому что люди в нем не помещались. И одновременно с этим добивались получения земельного участка для храма «Неопалимой Купины». Это длилось несколько лет. Нам постоянно ставили препятствия, затягивали время. Потребовались десятки согласований, место постройки несколько раз меняли, и, наконец, выделили участок в парке на Юрловском проезде. Когда там установили камень в знак строительства на этом месте храма и начали служить молебен, на небе среди туч появилось изображение креста. Затем долго искали спонсоров и согласовывали проект храма, но и это все удалось решить. Само же строительство продолжили другие священники.
Пришло время сосредоточиться только на храме во Владыкине, и в последующие годы многое было сделано: поновили росписи на стенах, благоустроили церковную территорию, построили часовню, воскресную школу, веранду для чаепития.
Однако самое главное, конечно, — это не реставрация и строительство, а окормление и спасение людей. Икону можно и за месяц написать, а на то, чтобы проявить образ Божий в человеке, иногда требуются годы. Приход у нас немалый, в воскресные дни храм полон и на ранней, и на поздней литургии. Многих здесь крестили, венчали, многих проводили в мир иной. Но за всеми этими заботами я не оставляю и по сей день окормление и укрепление своей души, продолжаю совершать паломничества и в Лавру, и в Оптину, и на Святую Землю, и на Афон, в том числе и с нашим приходом. Вдохнуть животворный дух этих святых мест, напитаться им — это помогает терпеливо переносить затем неизбежные неурядицы, возникающие сложности и препятствия.